«МАДАМ БАТТЕФЛЯЙ» В СЦЕНИЧЕСКОМ МИНИМАЛИЗМЕ
01/09/2015 – Виктор Игнатов

5 сентября – 13 октября, Opéra Bastille, Paris

«Мадам Баттерфляй», самый волнующий шедевр Джакомо Пуччини, открывает первый сезон, составленный Стефаном Лиснером, который стал новым директором Парижской оперы. В 1993 году «Мадам Баттерфляй» поставил известный американский режиссер Роберт Уилсон, метр современного минимализма. За истекшие 22 года спектакль не утратил своего великолепия: при полном отсутствии декораций представление впечатляет световым оформлением и пластикой сценического действия. Партию Чио-Чио-сан исполняют Оксана Дыка и Эрмонела Яхо; в роли Пинкертона – Пьеро Претти; дирижирует Даниэле Рустиони. 

Задолго до парижской премьеры «Мадам Баттерфляй» во французской прессе появились дискуссионные публикации относительно нового прочтения Робертом Уилсоном, метром современного минимализма, одной из самых популярных опер итальянского композитора. Рисунки, гравюры и мебель, изобретательно созданные Уилсоном, находятся во многих богатых частных коллекциях и престижных музеях мира. На недавно прошедшей в Венеции юбилейной выставке-биеннале экспозиция Уилсона была награждена престижным призом – «Золотым львом». В театральном мире имя этого американского декоратора и режиссера, который за 25 лет поставил более сотни спектаклей – драматических, оперных, балетных и телевизионных, является символом необычайно сложного, аскетического стиля, где полностью исключаются внешние постановочные эффекты во имя более глубокого проникновения во внутренний мир героев.

Но, собираясь на «Мадам Баттерфляй», я вспомнил предыдущую работу Уилсона для Опера-Бастий. В 1991 году он поставил здесь в связи с 200-летием со дня смерти Моцарта его «Волшебную флейту». Спектакль получился, скажем так, неоднозначный. Он провоцировал публику на скандал, а критиков – на жаркие споры. Поэтому, придя в театр на новую премьеру, я боязливо ожидал её начала, так как в ней могли появится такие же «продуманные» нелепости, как и в «Волшебной флейте», где, к примеру, на сцену по ходу спектакля неожиданно с истошной сиреной выкатилась игрушечная машина скорой помощи.

butterfly2

Сцена из оперы «Мадам Баттерфляй» – Фото E.-Bauer/ONP

Однако сейчас ничего подобного не произошло. Наоборот, Уилсон оказался верным своему изысканному стилю, найденному в начале творческого пути. Его интерпретация оперы Пуччини, над которой он работал более двух лет, была предельно чистой и лёгкой, свободной и открытой. Тех, кто стремился в тот вечер в театр в надежде на встречу с искусством прекрасных декораций, которые столь красочно описаны в либретто, ждало разочарование, потому что их, декораций, здесь просто не было. Да, в спектакле нет ветвей цветущей сакуры – символа Страны восходящего солнца, нет стройных стеблей бамбука, нет знаменитого японского фарфора и лаковых миниатюр, нет даже традиционных искусных кимоно. Кроме небольшого камня, который появился только во втором акте, на сцене нет ничего. Вместо кимоно на японских персонажах простые и воздушные, словно из полос папируса, черные или бежевые одежды. Американцы же одеты в аккуратно застегнутые, прямые и длинные, до пола, серые или белые «пыльники», чем-то напоминающие военные мундиры. В сценографии спектакля важная роль отведена экрану, который, словно декорационный задник, открывает огромное пространство в глубине пустующей сцены. Цветовая насыщенность экрана (чаще сине-фиолетовая, реже желто-красная) создает необходимую атмосферу, эмоциональную среду, способствуя более глубокому раскрытию лирико-драматических аспектов оперы, более полному выявлению сложных психологических нюансов.

buterfly2bis

Сцена из оперы «Мадам Баттерфляй» – Фото E.-Bauer/ONP

В режиссерской концепции Уилсона главным средством сценической выразительности являются жест и поза. Постоянно работая (около десяти лет) с бригадой своих единомышленников, среди которых Генрих Брунке (мастер по свету), Сузуши Ханаяги (хореограф) и Фрида Пармеджиани (художник по костюмам), режиссер, обладая удивительным даром скульптора и графика одновременно, всегда создает необычайно точную и ёмкую партитуру пластики для своих спектаклей.

В «Мадам Баттерфляй» все картины очень статичны, персонажи лишь изредка перемещаются, мягко ступая с прямым, абсолютно неподвижным корпусом тела. Чаще всего они, словно изваяния, замирают на сцене, принимая позы, которые красноречиво передают не только суть образа, но и его взаимоотношения с другими героями. Естественно, что в такой сценической версии полностью отпадает необходимость в театральном реквизите. Поэтому, например, в сцене чаепития актеры вполне обходятся без стола и посуды, убедительно имитируя этот древний японский ритуал гостеприимства скупыми жестами.

Роль активного участника лирической драмы композитор отводит оркестру. И замечательные музыканты Парижской оперы, под управлением Мьюн Вун Чунга – превосходного дирижера и пианиста, вполне оправдывают это предназначение. Им также удаётся преодолеть камерность партитуры, соединив в ней одухотворенный лиризм со страстной трагедийностью. Сочное звучание оркестра, а также исключительная трепетность хора под управлением Дени Дюбуа, доставляют слушателям несомненное наслаждение.

Помимо многочисленных достоинств, в парижской постановке «Мадам Баттерфляй» было и настоящее чудо. Им оказалась исполнительница главной партии – солистка Мариинского театра Валентина Цыдыпова. Её божественное сопрано с дивными полутонами и нежнейшим piano имело феноменальный успех у публики. Молодая певица, родом из Бурятии, очаровала самых взыскательных меломанов и имела весьма лестные рецензии во французской прессе. Кроме вокального совершенства и изящества интерпретации партии на итальянском языке, Цыдыповой удалось обрести органичность и свободу в необычной для неё сценографии Уилсона. Богатство и красочность голоса в сочетании со сдержанной, но выразительной пластикой позволили певице достичь невероятно широкого эмоционально-психологического объёма, заполнить им все огромное пространство пустующей сцены. Было ощущение, что образ Баттерфляй не только Пуччини, но и Уилсон создавали специально для неё.

butterflyX

Валентина Цыдыпова в партии Чио-чио-сан (*) – Фото DR

Однако после первого акта, как только закрылся занавес, зрители не аплодировали. Кроме того, от явного раздражения они откровенно и сердито гудели. Причина была в том, что у партнера Цыдыповой – Вячеслава Полозова, который в США сделал блестящую карьеру, а в Японии был в числе лауреатов престижного конкурса «Баттерфляй», во время спектакля неожиданно стал садиться голос. Почти охрипший, тенор все-таки продолжал петь свою партию Пинкертона благодаря высокой оркестровой поддержке Мьюн Вун Чунга, пытавшегося скрасить вокальные проблемы именитого солиста. Возникшая скандальная ситуация была вскоре разрешена. После антракта дирекция театра объявила, что из-за плохого самочувствия Полозова партию Пинкертона будет исполнять Иохим Бота – 28-летний, пока неизвестный певец из Южной Африки.

В начале второго акта, когда в зрительном зале ещё ощущалось холодное, недовольное дыхание, Цыдыпова так изумительно пела знаменитую арию Баттерфляй, что глубоко взволнованная, растроганная публика была не в силах сдержать свои аплодисменты.

По окончании же спектакля публика наградила артистов продолжительными овациями. Они были предназначены и Уильяму Стоуну (Шарплес) – солисту Нью-Йоркской оперы, и Николетте Корей (Судзуки) – солистке миланского театра Ла Скала, которая в 1989 году участвовала в гастролях этой труппы в Большом театре в Москве. Поклоны Боты сопровождались возгласами «браво!». Но когда на сцену вышла Цыдыпова, зал дружно разразился неистовым шквалом восторженных криков. Это был настоящий триумф удивительной певицы.

После спектакля Валентина Цыдыпова прямо в гриме дала интервью корреспонденту «Культуры»:

- Как начиналась ваша артистическая карьера?

- Окончив консерваторию в Новосибирске, я вернулась на мою родину. У нас, в Улан-Удэ, есть Академический театр оперы и балета. Там я работала три с половиной сезона. Затем два с половиной сезона пела в новосибирском театре. С середины 1991 года являюсь солисткой Мариинского театра.

- Как вы входили в парижскую постановку?

- Начну с того, что поначалу со мной никто не репетировал, потому что я была во втором составе. Я понимала, что меня здесь ещё никто не знает, поэтому сама всем надоедала. В конце концов со мной стали работать. В театре поняли, что меня просто так, без подготовки, нельзя выпускать в такую необычную постановку. Да я бы и сама не вышла. Ведь это совершенно новая, не традиционная версия. Мое положение ещё усугублялось тем, что я была вынуждена поехать на неделю в Японию. Там начинались гастроли Мариинского театра. Я должна была петь партию Лизы в «Пиковой даме» и участвовать в гала-концерте. В результате потеряла три оркестровые репетиции. В Париж приехала совсем больная и пела только последнюю генеральную репетицию. Вынуждена была петь, потому что это была первая и последняя для меня оркестровая репетиция. В этот вечер я не столько смотрела спектакль, сколько его слушала. Поначалу не совсем понимала идеи постановщика и, когда смотрела на сцену, то просто автоматически фиксировала мизансцены, запоминала все движения. Потом, когда сама начала репетировать, то это стало понемногу входить, что называется, в плоть и кровь.

Статья Виктора Игнатова была опубликована в российской газете «Культура» 12 февраля 1994 года.

(*) После триумфа Валентины Цыдыповой в партии Чио-чио-сан на сцене Опера-Бастий певица подарила театру свою фотографию, написав на ней добрые и тёплые пожелания. Вот уже 22 года эту фотографию, запечатлевшую Цыдыпову в спектакле «Мадам Баттерфляй», можно видеть на стойке служебного входа в театр.