КЛОУНАДА ЖИЗНИ, АНАРХИЯ УБИЙСТВА И НАДЕЖДА ЛЮБВИ В ДИПТИХЕ ХОФЕША ШЕХТЕРА
11/10/2021 Виктор Игнатов
5 – 15 октября 2021, Théâtre du Châtelet – Théâtre de la Ville, Париж.

На сцене парижского Театра Шатле – партнёра Городского Театра, с огромным успехом идёт танцевально-пластический спектакль «Double Murder» («Двойное убийство»). Он включает пьесы «Clowns» и «The Fix», в которых Х.Шехтер – знаменитый израильский хореограф, магически выражает свой философский взгляд на жестокость современного мира. Сценическое действие гипнотически разворачивается в сумрачной дымке и пленяет богатой танцевальной лексикой с феерией причудливых жестов. 10 артистов блистательно разыгрывают клоунаду насилия и убийств; после антракта фанатичную дикость сменяет спокойствие и умиротворение; в патетическом финале лавина оваций становится гимном солидарности. В гениально созданном спектакле боль и красота сливаются в идеальной гармонии.

Хофеш Шехтер

Родился 3 мая 1975 года в Иерусалиме. В 6 лет начал играть на фортепиано, позже появился интерес к народной музыке, в 12 лет увлёкся танцем. В 15 лет, как пианист, успешно прошел прослушивание в Иерусалимской академии музыки и танца, где занялся балетом и современным танцем. В 18 лет был призван в Силы обороны Израиля. На половине обязательных трёх лет военной службы Хофеш переехал в Тель-Авив, когда его приняли в юниоры Batsheva Dance Company, в которой через полтора года стартовала его артистическая карьера. По окончании армейской службы Хофеш стал танцевать в постановках Охада Нахарина и Вима Вандекейбуса. Через три года он покинул знаменитую компанию, чтобы играть на ударных инструментах в рок-группе The Human Beings и изучать музыку в Париже.

Хофеш Шехтер

Хофеш Шехтер

С 2002 года израильский хореограф и танцовщик, театральный режиссер и композитор живет и работает в Лондоне. В 2008 году он создал свою труппу, которая по приглашению Эммануэля Мотта – директора Городского театра Парижа, в 2010-2020 годы представила на престижной сцене 10 произведений Х.Шехтера. Он является постановщиком и хореографом ряда пьес, созданных для крупных танцевальных компаний с международной известностью. Среди них – Alvin Ailey American Dance Theater, Batsheva Ensemble, Nederlands Dans Theater 1, L’Opera national de Paris, Royal Ballet, Royal Ballet Flanders.
Как хореограф Х.Шехтер работает на телевидении, а также на драматических и оперных сценах. В частности, по приглашению нью-йоркского театра Метрополитен опера он поставил танцы в опере Нико Мюльхи «Два мальчика». В 2016 году Х.Шехтер был удостоен награды Tony Award за хореографию пьесы «Fiddler on the roof», которая появилась и на Бродвее. Его первый танцевальный фильм «Hofesh Shechter’s Clowns» был показан на телеканале ВВС. В июле 2021 года в Великобритании впервые был представлен короткометражный фильм Х.Шехтера «The Final Cut». Являясь приглашенным хореографом в лондонском театре Sadler’s Wells, он работает с труппой Gauthier Dance (2021-2023). За суммарную постановку пьес Х.Шехтер удостоен высокой британской награды ОВЕ.

Хофеш Шехтер о содержании и сути «Двойного убийства».

Чтобы понять смысл спектакля «Двойное убийство» и замысел Х.Шехтера, приведём его интервью, в котором хореограф ответил на вопросы Аньес Изрин:
– А.И. : В спектакле «Двойное убийство» вы объединяете две пьесы – «Clowns» («Клоуны»), постановка 2016 года, и «The Fix» («Исцеление»). С чем связан такой выбор?
– Х.Ш. : Решение создать представление на целый вечер трудно объяснить. Мне нравится чередовать длинные пьесы с большим количеством танцоров, с глубокой драматургией и короткие пьесы – более лёгкие и, возможно, более простые. Другая причина состоит в том, что я создал «Клоунов» для своей молодежной труппы «Шехтер 2», которая выступала на небольших площадках. Каждый раз при показе этой пьесы я жалел, что её не увидело большее число людей. Пьеса «Клоуны» очень увлекательная, жестокая и смешная. Это замечательный спектакль, который заставляет вас мыслить, испытывать самые разные эмоции. Я подумал, что было бы неплохо иметь своего рода постскриптум, который бы завершал или открывал новую перспективу и означал, что другой вариант всегда возможен, что вы можете по-другому взглянуть на жизнь и искусство. В этом и состоит идея объединения двух пьес.
– А.И. : Английское слово «Fix» имеет много значений: to fix, to attach, to focus… Какое значение вы ему придаете?
– Х.С. : Думаю, что двусмысленность очень полезна. Танец всегда имеет абстрактную составляющую, которая позволяет иметь множество интерпретаций и путей, по которым можно идти сугубо персонально. Танец – это субъективный вид искусства. Моя работа состоит в переплетении вещей, в создании провокационных и дискуссионных форм. Мне нравится термин Fix, потому что он сложный. Это и починка, и ремонт вещей, что-то красивое и позитивное, но это также термин, используемый для обозначения наркотиков – «a fix». Мне нравятся вопросы, которые выдвигает эта сложность. Надеюсь, что то же самое понимание появится и у зрителей.
– А.И. : Есть ощущение, что спектакль создали два разных хореографа. Повлиял ли санитарный карантин из-за пандемии коронавируса на постановку пьесы «The Fix»?
– Х.С. : Да, конечно. До карантина мы почти закончили её постановку, но не полностью. Когда мы начали работу над этой пьесой, около двух с половиной лет назад, мы были в маленькой деревне Италии, где заперлись на 4 недели, чтобы провести исследования. Первое, что у нас появилось, это желание замедлиться. Мы много говорили, импровизировали и пришли к выводу, что самое драгоценное – это надежда. Она всегда была наиболее ценной, а сейчас ещё более. Мы пообещали друг другу, потому что моя работа всегда немного сложная, создать спектакль, который даст силу надежде.
– А.И. : Вы одновременно сочинили хореографию и музыку к этим двум пьесам. Как вы их выстроили?
– Х.С. : Это совершенно разные произведения, и часть моей радости от их объединения заключается в их совершенно противоположных энергиях и характеристиках звука. Поэтому я не пытался связать пьесы вместе. «The Fix» имеет очень «парящее» звучание, в нём очень мало ритма, если он вообще есть, в отличие от большинства моих других композиций, включая «Клоунов». Это как бы путешествие или мантра. «Клоуны» – это ритмы, импульсы, работа ансамблей. В «The Fix» – работа группы, где танцоры очень переплетены и зависят друг от друга, но драматически не зависят от музыки. Создается впечатление, что спектакль поставлен двумя разными хореографами. Движущие силы здесь совершенно разные, как и их динамика. Это две разные мечты.

«Clowns» – клоунада жизни и убийства.

При полном свете в предельно заполненном зале театра на сцену выходит представитель артистической труппы: он приветствует зрителей и для их «разогрева» просит всех вместе прокричать бодрящий возглас «Хип-хип ура». Первая попытка оказывается не вполне удачной, и просьба повторяется. После мощного и всеобщего «Хип-хип ура» на сцену выбегают с пронзительным визгом и криком 10 босоногих клоунов. Без традиционных красных носов и без яркого макияжа, они, однако, выглядят забавно, чему способствуют их наряды. Светлые и незатейливые сценические костюмы дополняют интересные детали. Под пламенную феерию бравурной музыки кан-кана клоуны весело скачут и беззастенчиво проказничают, пленяя своей бурной динамикой и взрывной энергетикой.
Sans titre 4После такого зажигательного пролога-балагана, который эффектно завершается ослепительной фотовспышкой, в зрительном зале гаснет свет, и начинается захватывающее действие. Оно разворачивается неспешно и органично в атмосфере тайны и мистики, которую формируют сценография, свет и звук. Представление загадочно проистекает в специфической сценографии, характерной для творчества Ф.Шехтера, а именно – в сплошной сумрачной дымке. Она приобретает разный объём и настрой благодаря искусной постановке света (авторы – Ли Курран и Ришар Годин). Световая композиция, великолепно воссозданная Андреем Губановым, является главным партнером сценографии, обеспечивающим ей быструю и частую смену без нарушения целостности и гармонии спектакля. Он предстаёт под интересное и мастерски составленное звуковое сопровождение. С фонограммы непрерывно идёт многоликий поток электронного шума с ярко выраженной ритмикой, которая является движущей силой всего сценического действия. Шумовые ритмы формируют монохромные электронные звуки, пульсирующие на низких регистрах. Периодически на шумовые ритмы наплывают мучительные стоны и тягостные вздохи.

Под ровный гул с ритмичным грохотом открывается первая хореографическая картина. В густой дымке появляется группа грустных клоунов: они уныло бредут, потом слегка пританцовывают. Незатейливые синхронные движения вскоре дополняются широкими воздушными жестами, и начинается ритмичный красивый танец. Он пленяет мелодичной стилистикой и певучей лексикой, характерной для еврейского фольклора, составляющего эстетический аспект всего хореографического действа, которое талантливо сплетено из синхронных ансамблей. Причудливые ансамбли являются основной спектакля и находятся в непрерывном процессе метаморфоз, благодаря которому приобретают разные пластические формы и композиции. При их разработке хореограф широко и продуктивно проявил свой редкостный талант и высокое мастерство. Феноменальное дарование Х.Шехтера особенно ярко проявляется в разработке эволюции ансамблей. Оригинальные и чарующие они вдохновенно придуманы с богатой фантазией. Спиральные и кольцевые, линейные и угловые, плотные и рыхлые, тягучие и быстрые, постоянно изменяющиеся ансамбли блистательно воплощают непрерывный поток многообразной жизни.
Sans titre 9Содержание танцевально-пластического действа составляют многочисленные хореографические картины, в которых клоуны великолепно разыгрывают сцены нашего бытия. Согласно замыслам и акцентам хореографа центральное место в танцевальных интермедиях занимают жестокость и насилие. На сцене периодически появляются три дуэта, но не для танца, а для демонстрации садизма: три танцовщика безжалостно и синхронно режут горло своим партнерам. Эта зверская экзекуция возникает по ходу спектакля несколько раз, а в его финале она предстает как вакханалия изощренной злобы, так как артисты её разыгрывают подряд три раза, причем, партнеры-убийцы меняются ролями со своими жертвами, и вся картина смотрится как фанатичный приступ жуткого варварства. Именно этот актуальный аспект повседневной жизни современного мира и занимает первостепенное место в спектакле, который 10 клоунов забавно разыгрывают на манер циркового шоу. Об этом периодически напоминает сценография: благодаря усиленному освещению в глубине сценической дымки появляется красный театральный занавес, на фоне которого клоуны эффектно замирают, а над их головами загораются гирлянды электрических лампочек. Многоликое трагикомическое представление развивается причудливо и оригинально, завораживая динамикой и энергетикой танцевально-пластического действа. В финале спектакля клоуны покидают сцену, кроме одного – он замирает на авансцене, но вскоре из-за его спины появляются ласкающие его руки…Вспышку нежности разрушает звук выстрела: клоун замертво падает, и публике предстаёт улыбающаяся девушка-убийца. На такой «патетически смертоносной» ноте Х.Шехтер завершает свою пьесу «Clowns», в котором весьма успешно отразил свой взгляд на главную трагедию современной жизни.
Финальная картина, как не удивительно, оказалась всё-таки не совсем последней. Под мощный шквал оваций артисты вышки на поклоны, и эта радостная церемония растянулись на целых 10 минут, так как началось дополнительное представление. Заигрывая с аплодирующей публикой, клоуны с удовольствием начали демонстрировать многочисленные фрагменты из разных картин спектакля, исполняя как бы попурри, блистательно составленное из самые острых и эффектных сценических моментов, которые вызывали прилив восторга у зрителей. Казалось, что этой триумфальной феерии не будет конца. Когда же улыбающиеся артисты, наконец-то, замерли, публика обрушила на них оглушительную лавину оваций. Феноменальный и гипнотический спектакль потряс парижан своей танцевальной и драматической силой!

«The Fix» – надежда, нежность и оптимизм.

Sans titre 6Как «противоядие от убийственной и токсичной анархии «Клоунов»» после антракта была показана успокоительная пьеса «The Fix», воспевающая красоту человечества. По аналогии с предыдущей пьесой «Исцеление» предстало также в сплошной густой дымке, но не тёмной и гнетущей, а светлой и радужной, что придавало хореографическому действию атмосферу надежны и оптимизма. Важный вклад в формирование такого настроя вносят как световая палитра, так и звуковая фонограмма. Комплексная и весьма эффективная постановка света (автор – Том Виссер), замечательно восстановленная Сергеем Губановы, придаёт хореографическому действию не только благостное умиротворение, но и эмоциональное разнообразие. Размещенные над сценой несколько групп софитов, создают разные объёмы, главным образом, белого пространства. Порой освещение приобретает розовую или зелёную окраски; иногда свет становится плотно жёлтым, густо красным или тёмно синим. Звуковую фонограмму составляют мягкие волны монотонного гула, уровень которого плавно нарастает, а затем снижается.
Пьесу исполняют 7 артистов в простых, лёгких и разноцветных одеждах, сшитых на современный манер. Хореографическое действие составляют спокойные танцевально-пластические композиции, в которых участвуют все исполнители, находящиеся как бы в несколько заторможенном состоянии. Группа артистов отрешённо и неспешно то перемещается по сцене, то почти неподвижно замирает, часто стоя, порой сидя. При этом участники статичных ансамблей синхронно проделывают медленные мелкие движения кистями рук. Такие картины напоминают групповую медитацию, в ходе которой персонажи как бы встречаются со своей сокровенной надеждой и давней мечтой. Иногда жесты артистов становятся широкими и волевыми: они как бы выражают попытку людей защититься от регулярно надвигающейся из вне катастрофы, которую олицетворяют наплывающие раскаты грозного и громкого рокота. Хореографическое действо, искусно сотканное из танца и пантомимы, состоит из ряда разнохарактерных, но органично взаимосвязанных композиций, пластически отражающих многоликие картины повседневной жизни (встречи и объятия, беготня и занятия). В танцевальных пассажах преобладают простые плавные движения с оригинальными выразительными жестами. Интересно выглядит, в частности, картина, в которой один танцовщик имитирует игру на гитаре, и, как бы под её непрерывно повторяющуюся мелодичную фразу, звучащую с фонограммы, артисты, лежащие на сцене, начинают танцевать, проделывая лёгкие подскоки и хлопки, а также громко и раскатисто урча от получаемого удовольствия.
Sans titre 12Под бесконечно повторяющиеся наплывы хоровой фразы народной песни, доносящейся издалека, мерно протекающее танцевально-пластическое действо постепенно затихает. Артисты ложатся на сцену и вслушиваются в хоровое пение. Утвердившееся спокойствие неожиданно нарушает странное соло танцовщика, который, очень резко жестикулируя и пылко выламываясь, пытается выразить свой протест против гнета внешне власти, подчиняющей себе людей и заставляющей их двигаться мало и преимущественно находиться в статическом состоянии, как бы в томительной и изнурительной самоизоляции. Столь откровенный, бурный и решительный протест вызывает негативную реакцию у всех участников группы. Они пытаются успокоить бунтующего персонажа, но он не прекращает своё энергичное и страстное выступление. Идёт длительная сцена укрощения неугомонного смельчака. После многочисленных и безуспешный попыток его усмирения группа артистов безжалостно валит героя на сцену. Распластанный и задавленный, он, однако, не сдаётся и продолжает протестовать. Неожиданно герой всё-таки затихает, руки-путы коллег ослабевают, и он встаёт, понуро выходит на авансцену и в задумчивости замирает. К нему подходит артист и заботливо ведёт его в зал, где среди зрителей усаживает на кресло для окончательного успокоения. Вернувшись на сцену, артист встречается с группой и после непродолжительного пластического общения с коллегами возвращается в зрительный зал, подходит к герою и его дружелюбно обнимает.
На глазах у всех свершатся волнующий акт нежной добросердечности! Танцовщики поют и начинают аплодировать, зрители тоже. Артисты идут в зал и радушно обнимаются со зрителями. Мощь и широта аплодисментов нарастают, они превращаются в бурную овацию, которая становится могучей лавиной. Зрители, охваченные эйфорией, разом встают: в зале царит «standing ovation»! Всеобщее ликование и грандиозный триумф бушевали безумно долго. Завороженные бунтарским порывом героя-танцовщика, парижане, хорошо познавшая тяготы ковидного карантина, одержимо прославляли победу бесценной мечты и всеобщей любви, столь трогательно и проникновенно представленной артистами и творцами феноменальной хореографической пьесы Хофеша Шехтера «The Fix»!
Crédits photos: Todd Mac Donald, DR